Цой и пластилин

Небольшое эссе о природе креативности и творчества:

Любая новация очень скоро становится древностью — сие факт железобетонный. Впрочем, это не отменяет её актуальности. Обычный топор существует тысячелетия в малоизменном виде, и видимо, уходить из быта не собирается. Есть, конечно, оригиналы, пытающиеся изобрести заново велосипед или тот же топор. Иногда их поделия даже забавны. Но, в общеем случае, никаких следствий такие попытки не имеют. Изобрёл первое колесо или топор гений. Ну а всякие изобретатели лисапетов сейчас — это фрики или эпигоны, не более.

Тут ведь важно ещё что? Что ту же теорему Пифагора, на которую сам Пифагор полжизни угрохал, чтоб понять да открыть, нынешние школьники тратят ровно 5 минут, и щёлкают задачки, как самому Пифагору и не снилось. Но гений у нас Пифагор, а не троечник Петя, пробщившийся за 5 минут к сакральному знанию о сумме квадратов катетов. Повторить новацию, раз открытую, невозможно. Можно пользоваться технологией, но если мы ведём речь о творчестве и личном самовыражении, то повторение чужой технологии бессмысленно.

Творчество — это самовыражение, а чего может быть «моего» в использовании массовой чужой технологии? Да любой ученик художественного ПТУ намалюет вам хоть «под Рембрандта», хоть «под Рафаэля» — делов-то! Технология как технология. Когда кто-то открыл «как», то это уже неинтересно. В творчестве нужно открыть свою технологию, ранее небывалую, которая поразит людей. Какое-то время сия только открытая технология будет новацией. И, возможно, не только автор, но и какое-то количество людей, первыми оценивших прелесть данной новации, смогут снимать сливки «новинности».

Но очень скоро технология сия войдёт в учебник, будет тиражирована и доступна всем. Останется классика в виде работ автора и некоторых его современников и сподвижников, но пытаться повторять Пушкина в 21-ом веке — бессмысленное занятие. Любой любитель стихов без особого труда родит строчки «под Пушкина» — не отличишь. Но смысл? Пушкин хорош в своём начале 19-ого, когда только-только начали корябать первые стишата на русском языке, и на фоне их убогости Пушкин был гигантом. Но на деле технология элементарна. Не труднее, чем зазубрить теорему Пифагора. И пиши «как Пушкин». Только нафиг никому не надо. Пушкин уже есть, как есть Пифагор — проехали. Уже были и Фалес, и Евклид, и Лейбниц. И Тютчев с Блоком, и, прости господи, Мандельштамом. От Пушкина мы ушли как от Пифагора к многомерно-пространственно топологии и к Колмогорову с Перельманом. Чего там в ученических упражнениях А+В=С ловить?

Только искусство — это вам не физика какая. Тут же не только усложнение как единственный путь. Кто-то — да, усложняет. Пытается изобразительным искусством передать не только, для чего предназначено — передачу вида объектов. Но и передать красками эмоции, движение, порыв, мысли, звуки и вообще невидимое. Оттуда всякие имажинисты-экспрессионисты и прочие кубические импрессионисты. Есть те, кто пытался добиться максимальной фотографической передачи изображения. Конечно, это направление почти сдохло ввиду полной бессмысленности с появлением фотоаппарата и тем паче компьютерного моделирования, когда кто угодно максимально реально нарисует что угодно, от настоящего не отличишь.

А есть те, кто пошёл по пути различных упрощений. Совсем не требуется для передачи сложных мессиджей писать фолиант или картину 5 на 8 с тысячью персонажей. Можно ограничиться четверостишием, которое вместит больше, чем поэма в трёх фолиантах.

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

А зачем больше? Когда всё передано и так? Как максимум сей методы — злополучный «Чёрный квадрат» Малевича. Да, это гениально. Тоже концентрированная передача. Да, как технология — смысла повторять просто нет. Тем не менее как озарение — ничем не меньше, чем вышеприведённое стихотворение. Или самый короткий драматический рассказ из одной фразы: «Продаются детские ботиночки, неношенные.». Тоже гениально, чо. Почему нет?

В конце-концов, та же математика совсем не обязательно зубодробительна, и гениален лишь тот, кто натыкает побольше загадочных значков в формулу. Теорема Ферма вообще выглядит не сложнее теоремы достодревнего Пифагора, а являлась три столетия загадкой покруче, чем полное собрание сочинений Шекспира.

То есть «сложность» или «превосходство лучших образцов прошлого» — совсем не есть обязательное условие существования гения. И мне непонятно, почему кто-то, проанализировав содержание песен Цоя и не найдя там признаков превосходства над лучшими образцами поэзии Серебрянного Века, делает вывод, что «Нет, не гений!». Гениальной может быть и песенка «Палка, палка, огуречик, получился человечек!». Главное, чтоб попало куда надо и когда надо. А количество слов и их заумь — вообще дело третьестепенное. Ну да —

«В небе над нами горит звезда
Некому кроме неё нам помочь
В тёмную, тёмную, тёмную ночь» —

это, может быть, и не глубины смыслов. А вполне себе банальная яичница. Ну и что? В конце-концов, у того же Пушкина 90% текстов — тоже не вершины проникновения в тайны Вселенной, а не более чем рифмованные банальности «А в Академии Наук заседает князь Дундук!», положим. Прям с забора снял, но все сопли пускают. А Цою, типа, нельзя. С чего бы это? Ну да, это мир пэтэушника городских рабочих окраин. Каждый человек — бездонный мир. И бездонность пэтэушника ничем не менее бездонна, чем у князя. Хоть и выражается довольно банально. Но, хочу заметить, что пэтэушников намного больше, чем князей. И чувства их ничем не менее сильные, чем у князей. Хоть и выражаются максимально простыми средствами. Повторю — от этого они ничем хуже не становятся.

Гениальности не обязательно должны звучать звуками сотен труб симфонических оркестров, и шоб на три часа — не меньше. Гениальности более чем уместимы в несколько нот. Или несколько слов. Когда они звучат когда надо, где надо и от кого надо. Да, оно может и неповторимо. Как не открывается второй раз велосипед. Впрочем, второй Пушкин тоже нафиг никому не впёрся. И Цой — он один, и все его незатейливые песни гениальны, когда поёт он — и становятся унылым гугном, когда их пытается изобразить кто-то не столь гениальный, да и вообще некогерентный мышлению Цоя, особенно в другом времени и пространстве.

Впрочем, если хотите, то Цой и вполне себе мыслитель-философ. Ничем не хуже чем. И афоризмы выдавал — дай боже, достойные войти в анналы. Да, они просты и лаконичны, но кто сказал, что гениальное — это обязательно сложно и заумно? Однажды корреспондент какой-то газетки задал Цою вопрос:

— Ваша любимая игрушка в детстве?
— Пластилин.
— И что из него получалось?
— Всё.

Произведение из двух слов: «Пластилин» и «Всё». Круче, чем самый короткий рассказ из одной фразы. Законченней и глубже, я бы сказал. Ну а если кто-то за нарочитой простотой и «А чо там, ведь три ноты, и те не в ту степь!» не видит, о чём это — сие проблемы кретинии слушающего и не слышащего, смотрящего и не видящего. Эдак прохфессор-пенсионер из Пенсильвании и у Пифагора не увидит ничего гениального: «Подумаешь — три буковки, три циферки, три крючочка — а де Гениальность?!». Она вот тут. В «пластилине» и «всё». Не видишь — значит не дано. Бывает, чо. Представления для убогих, слепых или глухих дают в другом месте. Это уже не проблемы гения.